Автор: wingless
Перевод на русский: lt.Day
Разрешение на перевод: получено
Фендом: Fate/stay night
Рейтинг:
Персонажи: Эмия Широ, Сэйбер, Котомине Кирей, Мато Сакура
Лишь Любовь
Я официально заявляю, что готов терпеть хфонезнание, широненависть, сакурохейтинг и слешомине, пока будут писаться такие фанфики.Сэйбер сияет ещё ярче, чем её меч и те золотые волны, что он породил, и этот свет больше прекрасен, чем нежен, лучше всего сочетаясь с обликом того меча, который она вынула из камня. Её красота крылась не в её лице или внешнем виде; она была в её силе, в её отваге и смелости, верности и доброте, которая скрывалась под её собранным, серьёзным и молчаливым обликом, и выходила на поверхность, когда это было нужно. Она была настоящим героем, не совсем тем супергероем, которым он восхищался, каким хотел стать и кого видел в Киритцугу, но для него её лицо было столь прекрасно, а её красота – столь непостижима, что он не мог сказать, реальна она или нет.
Именно поэтому он хотел спасти её, когда видел, когда она идёт по тропе самоуничтожения. Он подбежал к ней, схватил за руку, и она стряхнула её, отвергнув то, что он предложил. Отвергла с упрямством, которое показалось ему странно знакомым, но он над этим не задумывался. В своём безрассудстве он следовал за ней, пытаясь убедить её словами, в которых он и сам не видел смысла, но он всё равно говорил их, поскольку он ни о чем не думал, спеша остановить её. Но она лишь продолжала идти вперёд, и его слова продолжали отскакивать от её спины.
На самом деле в этом не было ничего удивительного. Она была героем, легендой, а он – лишь мальчишкой. Чем больше он восхищался ею, тем больше он понимал – насколько незначителен он был по сравнению с ней.
Но эта насмешка над собой лишь придавала ему решимости и толкала его вперёд. Она как всегда подбадривала его; она заставляла его думать и искать ещё одну причину, чтобы продолжать пытаться. Та же насмешка над собой дала ему мотивацию стать героем, чтобы он смог заслужить себе право на существование, и заплатить за те жизни, которые были отброшены только для того, чтобы он мог сейчас продолжать жить, она же позволяла ему следовать за ней. Если он сможет спасти её, если он сможет ей помочь, если он сможет помочь хоть одному человеку, если он сможет сделать хоть что-то ради кого-то, тогда…
В результате не его защита заставила её повернуться к нему лицом, не предложение помощи заставило её думать о нём и слушать, что он говорит. Он не мог защитить или оградить её от опасности. Он хотел бы, но получилось так, что именно она защитила и помогла ему. Но он решил, что если он будет платить ей той же монетой, быть может, всё не так уж плохо. И в конце этого трудного и извилистого пути, когда он предложил ей свою любовь, она остановилась чтобы подумать над тем, куда она идёт и что делает.
Она не пошла по тому пути, который он ей предложил, но пока она не шла навстречу своему уничтожению – этого было достаточно. Он не спас её, не по-настоящему – он любил её, и возможно любовь была тем единственным, что ей недоставало, и поэтому она, не понимая, что им движет, ранее отвергала все его попытки – но он помог ей, и решил что этого вполне достаточно. Сэйбер сама спасла себя, но это он и его любовь привела её к спасению, и хоть Широ всё ещё не достиг того места, которого он искал – с этим проблем не было. Сэйбер была счастлива, и он был тоже счастлив.
Но перед тем как исчезнуть, она оставляет ему молчаливое предупреждение. Учись на моих ошибках и будь осторожен, чтобы не ступить на ту тропу, по которой шла я, потому как тебе может не повезти как мне, и рядом с тобой может не оказаться человека, который вовремя остановит тебя и направит в другую сторону до того как ты уничтожишь сам себя.
—
Котомине продолжает говорить о своей любви к человечеству, о том, как он его ценит, о развлечении, которое оно ему даёт, и какое удовольствие ему это развлечение доставляет. Чувствуя отвращение, Широ говорит «Да ты ещё большая фальшивка, чем я сам», но продолжает слушать. Сложно не слушать. Этого человека невозможно игнорировать, когда он говорит, поскольку фальшивый священник он или нет, но читать проповеди он умет. Он и сам это знает, конечно же. Когда он выдавал длинные речи наподобие этой, Широ практически забывал с кем он говорит, и то, что он узнал о нём на протяжении этих двух недель.
– Этим я и отличаюсь от всех людей.
Он заканчивает. Он улыбается, глядя на Широ, который думает заткнись и объясни, что ты хочешь этим сказать, не оставляй меня в подвешенном состоянии, мне это не интересно, меня просто раздражает твоя манера говорить размытыми фразами, и продолжает.
– Как тот, кто любит людей, зная об их уродстве, и не только знает, но любит их за него.
– Что ты хочешь этим сказать? Невозможно знать, насколько что-то испорчено и всё равно любить это?
Он жалеет о том, что его удалось втянуть в этот разговор. С этим человеком всегда так. Кирей смотрит на него пронзительным взглядом, взглядом, который Широ ненавидит, поскольку этот взгляд заставляет его чувствовать слабым и открытым. Он ненавидит, что он продолжает приходить сюда и отвечать на его слова, чёрт, ему следует просто уйти отсюда, забыть об этой грёбанной фальшивке и его речах, но то, что говорит Котомине – пробуждает в нём интерес.
И не только интерес, но сам факт, что он видит редкое проявление эмоций на лице Котомине, и может проследить мотивы человека, который до этого момента был непроницаем для него, и даже если он не знает, чем эти эмоции были вызваны, он знает, что это связано с их разговором. Сейчас, в этот самый момент Котомине кажется ему более похожим на человека, чем когда он видел его ранее. Не хорошим, не плохим. Просто человеком, который не подпадает в простое понимание мира Широ, в котором всё делиться на чёрное и белое, а вместе с миром – и сами люди. Он отличается от остальных людей в том, как Широ на него смотрит. Прямо как Сакура.
– Конечно же нет. То же самое в отношении людей.
– Что ты хочешь этим сказать?
Котомине отвечает с пустотой в голосе.
– Люди уродливы внутри. Ты сам это знаешь. Они влюбляются в идеальные образы других людей, но они не могут любить других, если знают о них всё, поскольку знают об их несовершенстве.
– Я могу доказать что ты неправ.
Пауза перед ответом Котомине не осталась для него незамеченной.
– Неудивительно. Ты уже не раз доказывал мне, что я был неправ. Ты обрёл то, что я старался обрести и не смог. Да, на самом деле, среди всех людей, тебе, Эмия Широ, я завидую больше всего.
И Широ не может найти в себе слов, чтобы дать ответ. Он не может понять, что он имеет в виду, о чём он говорит, и что более важно – он даже не хочет. Страх того, что он откроет, когда поймёт это, не давал ему об этом думать.
– Правда? – на его лице появляется нерешительная улыбка. – Ха. Я должен чувствовать себя польщённым? Я не вижу ничего, чему человек подобный тебе мог бы завидовать.
Кажется, Котомине не замечает этой пренебрежительной фразы, а если и замечает, то не считает нужным обращать на неё внимание. Широ думает, что он ответит в своём обычном стиле, но Котомине отвечает даже с большей искренностью и прямотой чем ранее.
– Ты, кто так на меня похож, нашёл то, чего я найти не смог. Ты обрёл своё спасение через любовь к Мато Сакуре. И правда, когда я думаю об этом, как же я могу не завидовать?
В его голосе звучит безразличие – никак не зависть. Но Котомине дарит ему ещё один пронзающий взгляд, который пускает мурашки по его спине.
– О чём ты говоришь? «Так похож на меня»… ты всё ещё пытаешься меня в этом убедить?
– Да. Я не ошибаюсь. Ты сам знаешь это, не так ли?
Котомине делает шаг вперёд, и это его первое движение с того момента как они сегодня встретились.
– Разве ты не любишь человечество, так же как и я? Ты хочешь спасать людей. Это твоё подсознательное желание. Твоя любовь к людям основана на их свете и их способности творить добро. Точно так же я люблю их тьму и их способность творить зло. Ты понимаешь насколько они лучше тебя, и потому ты ненавидишь себя, и твоё понимание того, что ты не достоин существовать, выплывает на поверхность одновременно с твоим восхищением ими. Ты хочешь доказать, что ты достоин существовать, заботясь о них. Доказать не им, но себе. Вот что движет тобой в желании защитить тех, кто тебе близок. Ты знаешь, что никого не можешь по-настоящему спасти, поэтому ты любишь их, поскольку это всё что ты можешь сделать.
Ещё один шаг. Котомине медленно приближается к нему, и останавливается, замерев прямо перед ним.
– Если ты сможешь доказать себе, что ты способен любить как хорошие так и плохие стороны кого-то, тогда в таком случае….
На его лице появилась холодная, саркастичная улыбка.
– …мои поздравления. Ты на самом деле превзошёл меня, Эмия Широ.
—
– Как меня можно любить?
Крик Сакуры, связанной тенями, которые обернулись вокруг её конечностей и тела, и тянут её назад во тьму, обращён не к кому-то конкретно, но возможно к ней самой.
– Как меня можно по-настоящему любить? Я знаю, что я уродливый, ужасный, чудовищный человек, я не такая, как ты думаешь, я знаю, что я не люблю себя, но как, как я могу любить себя такой какая я есть?
– Тогда, – Широ делает шаг вперёд, – позволь мне любить тебя. Позволь мне доказать тебе, что тебя можно любить и что ты этого достойна. И ты не будешь одна – у тебя есть много людей, которые тебя любят. У тебя есть Тосака, и Райдер, и много других людей в этом мире, которые могут полюбить тебя, если ты дашь им шанс. И однажды, неважно как будет трудно, и как много времени это займёт, будучи любимой, ты поймешь, как любить саму себя.
Он протягивает к ней руку. Она смотрит на неё, потом снова на него и колеблется.
– …Правда? Даже если я не идеальна? Даже если я такая…
– Да, – на лице Широ появляется тёплая улыбка, не смотря на то, что он умирает. Она знает это, поскольку видит, как клинки растут из его тела, прорываясь сквозь плоть, и она не в состоянии понять, как он может это делать – смотреть на неё с такой счастливой улыбкой, так искренне, словно его не беспокоит то, что он превращается в ходячий труп.
– Иначе и быть не может. Тебе не нужно быть идеальной или хорошей. Просто продолжай быть Сакурой. Вот и всё.
– Семпай…
– Я… – его улыбка блекнет, и она понимает, что он стыдится чего-то. Она понимает, что он хочет в чём-то признаться. – Я знаю, что ты себя ненавидишь. Скажу тебе по секрету. Если честно – я тоже себя ненавижу. Я не думаю, что я достоин существовать, поскольку жизнь, которой я живу – украдена у других, и я хотел стать героем, чтобы я смог заслужить своё право на существование или умереть, заплатив за него. Но… – улыбка исчезла; он сглотнул и замолчал, готовясь продолжить, – … если ты сможешь любить меня таким какой я есть, любить такого поломанного человека как я, если ты сможешь сделать тоже самое для меня, тогда – я приму твою любовь и тоже смогу научиться любить себя.
Она вновь посмотрела на его руку. Он не принуждает её, некоторое время просто молчит, даже когда те же самые чёрные тени, что связали её, превращаются в щупальца и пронзают и рассекают его; удары оставляют лишь царапины, но она всё равно не понимает - как он может их игнорировать. Много чего в нём ей не понятно. Но если он её понимает, то может быть и она сможет сделать это. Она хочет жить, хочет продолжать жить в мире, который хоть жесток и ужасен, но в нём есть люди, которые забоятся о ней. Он дал ей причину вернуться, и он прав. Но всё же. Она не берёт его за руку. Она не может заставить себя сделать это.
– Но Сакура.
Даже минуты не прошло с того момента как он замолчал, но поскольку ей показалось, что прошла целая вечность, она вздрогнула от испуга.
– Я не могу заставить тебя. Ты должна сама сделать выбор. Я могу помочь тебе, я могу любить тебя, но только ты можешь спасти себя.
Он посмотрел на неё серьёзным взглядом, но похоже он так извинялся перед ней за то, что он не в состоянии спасти её сам.
– Это не…
Ему не нужно извиняться. Это не твоя вина, ты ни в чём не виноват, пожалуйста не вини себя, пожалуйста не вини себя за всё, не унижай себя так, вот что она хочет сказать, но обрывает себя на полуслове.
– …Это очень страшно.
– Я знаю.
– Я… мне страшно.
Волны облегчения захлестнули её, и признание выплеснулось, сломав все преграды у себя на пути.
– Мне страшно узнать, что будет в будущем! Страшно смотреть на всё что я сделала и ответить за свои действия! Страшно вернуться назад, в мир, который отверг меня!
– Я знаю. Проще убежать и уничтожить всё, так?
– …Да. Я не отважная и не храбрая. Я не такая как ты, я не могу идти вперед, несмотря на свой страх.
Она опускает взгляд, но его рука продолжает тянуться к ней. Он не принуждает её, не говорит, что ей нужно делать, но отказывается уходить. За эту решимость она его и полюбила – за решимость, которой она так бы хотела обладать сама, и которая так повлияла на неё в их первую встречу. Она думала, что это глупо, но сейчас она не могла не восхищаться этим.
– Но я думаю, что ты сможешь. Я думаю, что у тебя есть на это силы. И я ведь сказал, так? Ты не будешь одна. У тебя есть мы. Мы всегда будем рядом, и мы тебе поможем. Позволь мне нести твои грехи вместе с тобой.
Стоило ему сказать, что она на это способна, что он действительно верит в то, что она сильная, по-настоящему сильная, поскольку сила – это не твёрдость и не упрямство, но способность идти вперед, несмотря на свою слабость – она практически принимает это, и на мгновение – верит. Она берёт его за руку.
Яркая жёлтая вспышка озаряет его другую руку. Он улыбается, и она видит, что эта вспышка делает с ним что-то. Будто есть цена за этот жёлтый свет, который забирает у него что-то, согласно закону эквивалентного обмена – основному закону волшебства. Но его голос, в котором слышались игривые нотки, не изменился.
– Я собираюсь сперва отругать и наказать тебя, как ты и говорила. Хорошо?
Она кивает, улыбаясь, не смотря ни на что.
– Ты знаешь, семпай, я… устала.
– Я знаю. Всё хорошо. Пошли домой.